Платформа

Наш современный Российский государственный социальный университет является прямым наследником двух пионерских общественно-политических институтов начала XX-го века: Коммунистического университета им.Свердлова и Коммунистического интернационала с его подведомственными учебными учреждениями. В яркой вековой истории нашего Университета было много интересных фактов и казусов о различных многогранных взаимоотношениях, бюрократические перипетиях и организационных новациях. Они столь интересно переплелись в нашей истории, что мы видим важным и полезным вначале потратить небольшое время для того, чтобы кратко пройтись по некоторым её эпизодам, констатируя общеизвестные факты и иллюстрируя наше прочтение менее известных первоисточниками.

Летом 1918 года при Всероссийском центральном исполнительном комитете партии коммунистов были открыты Курсы агитаторов и пропагандистов, которые через год, после смерти Я.М.Свердлова, переименовали в Коммунистический университет его имени. В 1932г. университет получил название Всесоюзного Коммунистического сельскохозяйственного университета имени Я. М. Свердлова при ЦИК СССР, под которым и просуществовал до момента реорганизации всей советской системы партпросвещения в 1938г. В этот период времени «Свердловка» и стала локомотивом политического образования, была награждена первым орденом Ленина («Известия», №162 от 29 июня 1933г.) и серьёзно усилилась, получив подкрепление фондами ряда Институтов красной профессуры и всех трёх Университетов Коминтерна.

На базе ВКСХУ в 1936г. была создана Высшая школа пропагандистов, ставшая с 1939г. Высшей партийной школой сначала ВКП(б), а впоследствии - КПСС. В этой ипостаси она просуществовала до 1978г., укрепив своё доминирующее положение в сфере общественно-политического образования в стране, сущностно подтвердив преемственность вертикали и получив в тот период второй орден Ленина.

В 1978г. произошло объединение ВПШ с Академией общественных наук и Заочной высшей партшколой; получившийся новый субъект был переименован в Академию общественных наук при ЦК КПСС. Кроме объединения и переименования, из таким образом расширенной академии выделили Московскую высшую партийную школу, укрепив её фондами Управления делами ЦК КПСС, Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы и Государственной библиотеки СССР имени В.И.Ленина. При этом академия физически переехала на проспект Вернадского, а школа осталась на Миусской площади. Этот статус-кво сохранялся до начала 90-х.

Далее судьба МВПШ, в силу исторических особенностей того периода, перешла в «серую зону», а принимаемые в её отношении решения имели признаки рейдерства и являлись, с высокой степенью вероятности, проявлением межуровневой партийной борьбы КПСС и КП РСФСР с последовавшей затем эскалацией на уровень конфликта персонального характера между Горбачёвым и Ельциным.

В 1990г. решением ЦК КП РСФСР №39 от 31.10.1990 «О преобразовании Московской высшей партийной школы» школа резко преобразована в Институт общественно-политических проблем ЦК Коммунистической партии РСФСР, а в 1991г. протоколом заседания Политбюро ЦК КП РСФСР (!) от 27.03.1991г. институт был переименован в Российский социально-политический институт ЦК КП РСФСР.

После известных событий с ГКЧП и последовавшего за тем началом развала СССР именно под таким названием РСПИ попал в Распоряжение Президента РСФСР №73-рп от 5.11.91г., а затем и в Постановление Правительства РСФСР №15 от 25.11.91г.

Первые два решения этого пакета новаций 90-91 гг. в отношении МВПШ/РСПИ органами КПСС признаны не были, а последние два решения были императивны и просто административно исполнились.

Таким образом, с утратой КПСС и КП РСФСР своих политико-юридических статусов, МВПШ/РСПИ, как наследник Свердловского университета и Высшей партшколы, по факту была разделена на Российский государственный социальный университет (цепочка переименований РГСИ [1991] — МГСУ [1994] — РГСУ [2004]), Российский государственный гуманитарный университет и Российскую академию государственной службы с прямым фактическим содержательным правопреемством и обязательствами РГСУ. В частном порядке подписант ПП №15 подтвердил нам именно такой смысл п.4 выпущенного им Постановления о создании РГСИ.

Нельзя не признать, что кроме РГСУ, определённые признаки наследования по этой вертикали просматриваются и у РГГУ, и у РАНХиГСа; мы рассмотрели и эту гипотезу.

Обратившись к практике наполнения образовательного процесса в первой четверти XX-го века, легко установить, что ввиду практически полного отсутствия каких-либо альтернативных каналов коммуникации, за исключением присутственного, учебные активности в ту пору почти полностью определялись материальной базой, т.е. их локациями и учебными фондами, а также персональным составом профессоров, преподавателей и студентов. При этом контингент и ППС были, безусловно, гораздо более мобильным образовательным компонентом, нежели материальная база.

Проведя в качестве проверочного мероприятия в этом залоге анализ восходящих образовательных генеалогий наших коллег, мы установили, что предшественником Гуманитарного университета прямо является Московский городской народный университет имени А.Л.Шанявского (МГНУ), а у РАНХиГСа, также как у нас, две восходящих линии: Коммунистическая академия (КА) и Институт красной профессуры (ИКП). Их первый «предок» имел в 1938-1946 годах транзит через Академию наук СССР и Академию общественных наук при ЦК КПСС, а второй «предок» у РАНХиГС общий с нами (по разделению и преемству фондов при ликвидации системы ИКП). Приводить здесь архивные ссылки проверочных мероприятий мы считаем некорректным.

В том же залоге движения фондов мы проанализировали и восхождение РГСУ по вертикалям Коминтерна и Института марксизма-ленинизма (ИМЛ). Здесь ситуация выглядит попроще: фонды Международной ленинской школы (МЛШ) и всех трёх Коммунистических университетов системы Коминтерна - национальных меньшинств Запада (КУНМЗ), трудящихся Востока (КУТВ) и трудящихся Китая (КУТК) (после реформы Университета Сунь Ятсена), передавались при их закрытии в архивы Свердловки. ИМЛ же в 1960 году был перебазирован на бывшую площадку Коминтерна по 3-му Сельскохозяйственному проезду (с 1975-го года - улица Вильгельма Пика) со всеми своими фондами и даже техническим персоналом.

Таким образом, видим тему прямого восхождения истории РГСУ с образовательным правопреемством к Коммунистическому университету имени Я.М.Свердлова и, далее,  к Высшей партийной школе при ЦК КПСС, убедительно раскрытой. Более того, мы можем вполне уверенно исходить из того, что восходящих вертикалей у нас ещё три: Коминтерн, Институт марксизма-ленинизма и Институт красной профессуры.

Характер нашего наследования по всем четырём линиям различный: Свердловке мы наследуем по образовательной, научной и архивной линиям, Коминтерну, со всеми его университетами - по образовательной, политической и имущественной, Институту марксизма-ленинизма - по научной и имущественной, Институту красной профессуры - по части научной и архивной (совместно с РАНХиГС; граница не определяема). Как кейс имущественной линии: локация кабинета Ректора РГСУ располагается в музей-кабинете генсека исполкома Коминтерна Георгия Димитрова. Как пример научной и архивной линий: объединённая библиотека всей той Свердловки и присоединявшихся к ней во второй половине 30-х годов фондов университетов Коминтерна и институтов Красной профессуры (за небольшими изъятиями в пользу РГГУ и РАНХиГС), а также Института марксизма-ленинизма, физически находится в нашем главном кампусе.

Однако подтверждённая вертикаль правопреемства, это не только про права; это ещё и про обязанности. Как минимум - соответствовать масштабу старших поколений.

Поэтому прямо перейдём к реально более сложному, но содержательно интересному, вопросу о традициях участия «большой семьи» РГСУ в политической повестке; той, что была современна внутренним и внешним обстоятельствам жизни страны за более, чем вековой период. В данной работе мы, в качестве примера, рассмотрим лишь небольшой фрагмент нашей истории и того прошлого научного знания, которое, если смотреть под определённым углом зрения, небезинтересно и в текущем моменте гражданского строительства.

Речь пойдёт о классовой борьбе в её органическом окружении конца 1920-х годов.

Известно, что учение о ней представляло, да и продолжает представлять собой один из краеугольных камней марксизма в его понимании российскими, затем советскими, а теперь снова российскими коммунистами. Общее изложение учения о классовой борьбе весьма несложно - любое общество, кроме коммунистического, имеет свою классовую структуру; и если в каких-то обществах и/или в какие-то периоды эти классы сосуществуют между собой, то в других социумах и в другое время они ведут между собой борьбу; причём не в порядке соревнования, а в порядке конкуренции.

Раскрытие тогдашней разницы этих двух понятий обнаруживаем как раз в момент второго интересующего нас кейса общения тогдашнего идейного и государственного лидера Иосифа Сталина с сообществом «свердловцев», студентами, сотрудниками и преподавателями нашего патриарха-прадедушки по образовательной линии.

В предисловии к книжке Е.Н.Микулиной «Соревнование масс» 11 мая 1929г Сталин писал: «Иногда … соревнование смешивают с конкуренцией. Это большая ошибка. … соревнование и конкуренция представляют два совершенно различных принципа. Принцип конкуренции: поражение и смерть одних, победа и господство других. Принцип … соревнования: товарищеская помощь отставшим со стороны передовых, с тем, чтобы добиться общего подъема. Конкуренция говорит: добивай отставших, чтобы утвердить свое господство. … соревнование говорит: одни работают плохо, другие хорошо, третьи лучше, – догоняй лучших и добейся общего подъема.» («Правда», №114, 22 мая 1929г). В плане применимости этой развилки к политической обстановке, её следует, очевидно, отнести к группе методов, нежели к существу. Да и сама Елена Николаевна, человек весьма богатой и очень неоднозначной судьбы, была тогда лишь никому не известной дебютанткой, ухватившей очень счастливый билет.

И «подставившей» (как принято теперь говорить) своего благодетеля недостоверной информацией в своей брошюре. Впрочем, Сталин в своём стиле, не стал распутывать этот узелок, а просто разрубил его, написав в июле 1929-го правдолюбу и главному редактору журнала «Мурзилка», пассажиру «пломбированного вагона» Феликсу Кону: «… Мое предисловие к незначительной брошюре неизвестного в литературном мире автора является попыткой сделать шаг в сторону разрешения этой задачи. Я и впредь буду давать предисловия только к простым и не кричащим брошюрам простых и неизвестных авторов из молодых сил. Возможно, что кой-кому из чинопочитателей не понравится подобная манера. Но какое мне до этого дело? Я вообще не любитель чинопочитателей…». Этот пассаж мы приводим тут лишь для атмосферности.

А субстантивно тема классовой борьбы была в тот момент на пике. Более того, как нам говорят историографы того периода, именно там и тогда завершался период внутренней зачистки, оставившей Сталина «единственным на Олимпе». И будучи, в современных терминах, хедлайнером той повестки (по крайней мере, в её публичной и общедоступной части), главным сюжетным «партнёром» Сталина во всём внешнем контуре по всей проблематике классовой борьбы был как раз патриарх-прадедушка РГСУ по образовательной линии, Свердловский университет. Обоснуем этот вывод.

Общеизвестно, что Сталин имел три эпизода общения со свердловцами за неполные пять лет: летом 1925-го года он выступил с большой речью в Свердловском университете в формате ответов на заданные заранее вопросы (опубликована в четырёх выпусках «Правды» №№139, 141, 142 и 145 от 21, 24, 25 и 28 июня 1925-го года), а также направил приветствие Университету имени Свердлова ко дню второго выпуска основного и профессионального курсов («Правда», №132, 13 июня 1925-го года). Весной 1928-го года Сталин приветствовал свердловцев с десятилетием («Правда», №122, 27 мая 1928-го года) и трижды общался с ними: принял делегацию студентов, приветствовал в Большом театре на юбилейном торжественном заседании и беседовал о положении на хлебном фронте с представителями трёх комвузов (ИКП, Комакадемии,Свердловского университета;   «Правда», №127, 2 июня 1928-го года) тоже в форме ответов на вопросы. Наконец, наиболее известный февральский, 1930-го года, эпизод общения со свердловцами; он опять же имел форму ответов на заранее заданные вопросы, и снова был связан, в большой мере, с классовой борьбой («Правда», №40, 10 февраля 1930-го года).

Содержательно, все эти эпизоды общения исследованы многажды; мы затронем этот аспект чуть ниже. Но очень интересным оказался анализ динамики температуры и интонаций общения Сталина со свердловцами за эти пять лет: от весьма сдержанных в 25-ом через вполне партнёрские в 28-ом до «по-родственному» краткие в 30-ом.

Во всяком случае, оговорок типа «я думаю, что вопрос скомкан и потому неправильно поставлен» или «формулировка вопроса кажется мне несколько несуразной» после эпизода 25-го года в общении Сталина и Свердловки больше не встречалось. Вполне вероятно, что это следствие «притирки» участников либо «сонастройки» их смыслов. Как бы то ни было, к третьему эпизоду своего общения акторы имели такую зрелость отношений, что она в прямом смысле слова позволяла им быть «на ты».

И эти отношения вполне взаимны - в надиктованных черновиках содержатся все признаки теплоты, исключённые по очевидным причинам из публикуемых версий.

Целостности понимания роли Свердловского университета в политической повестке в целом, и в проблематике классовой борьбы, в частности, добавляет мало известный четвёртый эпизод общения Сталина со свердловцами; вернее, второй с половиной, поскольку он имел место в 1929 году, между вторым и третьим; т.е. как раз тогда, когда Сталин давал предисловие Микулиной. Наиболее вероятная причина такой его низкой известности заключается, по нашему мнению, в отсутствии у него прямой и публично проявленной реакции Сталина (чего, кстати, нельзя сказать о существе). Сам эпизод заключался в следующем: свердловцы, отталкиваясь, по всей видимости, от свежего выступления Сталина на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) (22 апреля, «О правом уклоне в ВКП(б)»), пишут 8 мая 1929 года Сталину письмо. Оно известно мало и официально не публиковалось; поэтому приводим здесь его архивную копию.

Для удобства дальнейшей работы с документами, приводим здесь их тексты.
«Уважаемый т.Сталин!!
От имени 1000 коммунистов - студентов, преподавателей и сотрудников - Коммунистического университета им. Я.М.Свердлова просим Вас ответить нам на, прилагаемые здесь спорные и для нашего коллектива не вполне ясные вопросы, на общем собрании ячейки ВКП (б). Кроме того, Вы как почётный студент нашего университета должны это сделать и в порядке учебном. Для нас желательно, чтобы Вы сделали доклад между 10-15 мая, т.к. выпуск IV курса состоится 17 мая, куда тоже просим Вас явиться. Просьба о дне и часе ответов сообщить в Бюро ячейки Коммунистического Университета имени Я.М.Свердлова.
По поручению студенчества и учебной части Ком.Ун-та Свердлова.
Делегация. [три нерасшифрованных подписи]
8/V 29г»
«Вопросы тов.Сталину.
1. Какие изменения должны происходить в формах смычки с крестьянством в связи с реконструктивным периодом; не изменяется ли в связи с этими формами смычки характер НЭП’а?
2. В какой мере втягивание кулака в контрактацию, колхозы и т.п. отвечает общей линии усиления наступления на кулачество?
3. В чём конкретно выражается отход правых в ВКП(б) от теоретических основ марксизма-ленинизма?
4. Какая существует связь между оценками правыми характера капиталистической стабилизации и их ревизионистскими тенденциями в отношении ленинской теории империализма?
5. В чём расходятся правые с партией в понимании вопроса о построении социализма в одной (в нашей) стране?
6. Не является ли политика усиленного наступления на кулака разжиганием классовой борьбы в деревне?
7. Ведём ли мы и в каких формах классовую борьбу с середняком?
8. Правильно ли утверждать, что наша партия в условиях диктатуры пролетариата является партией гражданского мира (см. Н.Бухарин «Путь к социализму и рабоче-крестьянский блок»)?
9. Можно ли говорить сейчас о буржуазии как о классе-дроби, или рост социалистических элементов на основе НЭП’а внёс некоторые изменения в это определение т.Ленина?
10. Является ли буржуазия в СССР классом?
11. Можно ли рассматривать переходный период как начальную стадию первой фазы коммунизма, т.е. социализма?
12. Какого рода кооперацию в наших условиях можно считать совпадающей с социализмом?»
Содержание письма фактологически интересно само по себе; в том числе статусом Сталина как студента Свердловки. Интонации тоже никак не противоречат уже сложившейся, по всей видимости, норме общения. А вот вопросы из приложения заслуживают, как нам видится, самого пристального внимания. Особенно если учесть, что днями ранее Пленум поддержал предложения Сталина, фактически разгромил Николая Бухарина и создал все необходимые заделы для того политэкономического уклада, который и составлял существо государственного устройства страны следующие почти 60 лет.
Сталин объективно был очень занят в запрошенные свердловцами даты: готовился к выступлению на Президиуме исполкома Коминтерна (ещё одного нашего патриарха-прадедушки) и к проведению V-го съезда Советов Союза ССР. Но, думается, что этот график не был единственной причиной отсутствия ответов на вопросы свердловцев 29 года. До следующего эпизода общения в 30-ом году было ещё девять месяцев, за которые на многие вопросы были даны практические ответы «по сути» и «по факту».
У нас не сложилось консенсуса по подоплёке «списка 29-го года»: один из авторов данной заметки считает, что вопросы были подготовлены как формальные основания для ответов на них; этакое основание для озвучивания уже сформированной позиции. Другая точка зрения в том, что вопросы объективно представляли открытости, и даже лакуны, видимые в политическом пространстве, и требующие фиксации в тот самый интенсивный период внутрипартийной борьбы. Часть вопросов из дюжины говорит, скорее, в пользу первого предположения, а часть - в пользу второй оценки.
1-й вопрос, очевидно, спровоцирован тезисами Сталина о высокой проблемности в реконструкции сельского хозяйства в сравнении с реконструкцией социалистической промышленности на ноябрьском 1928г Пленуме (речь об индустриализации и уклонах; «Правда» №273, 24 ноября 1928г»). «Нельзя без конца … базировать Советскую власть и социалистическое строительство на двух разных основах, на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности и на основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского хозяйства».
В дальнейшем, из-за всей решительности и динамизма в практической реализации подходов партийного центризма, что фактически уже через год, в ноябре 1929 года раздавил на Пленуме ЦК ВКП(б) правый уклон, сама концепция реконструкции, как теоретический посыл, потребовалась Сталину лишь для обоснования передвижки «средств из области производства средств потребления в область производства средств производства». Да и НЭП был свёрнут настолько жёстко и быстро, что уточнять его характер также не понадобилось. Но при ином стечении обстоятельств, запрашиваемый первым вопросом потенциал дефиниции реконструктивного периода и возможная детерминанта фаз НЭПа были бы исключительно полезны.
2-й вопрос — это прямой и откровенный рефрен на актуальную критику правых, только что прозвучавшую от Сталина на апрельском Пленуме. «Почему торговля мелкими партиями … может называться товарооборотом, а торговля крупными партиями по заранее составленным договорам (контрактация) насчет цен и качества товара не может считаться товарооборотом?». Поскольку Сталин в тот момент времени давал в качестве центристской формулы опору на крестьянскую бедноту, коллаборацию с середняками и борьбу с кулачеством, такой вопрос был крайне интересным в смысле обоснования градуса борьбы и даже определения границ кулачества и бедноты.
А с учётом только что простроенной им связи контрактации с НЭПом, данный вопрос был, по сути, «подачей на гол»: «Разве трудно понять, что эти новые массовые формы товарооборота по методу контрактации между городом и деревней возникли именно на основе нэпа, что они являются крупнейшим шагом вперед со стороны наших организаций в смысле усиления планового, социалистического руководства народным хозяйством?». Обстоятельства сложились таким образом, что Сталин дал свой ответ свердловцам на этот вопрос; но не устно или письменно, а на практике. Выступая на созванной одним из двух тогдашних «соревнователей» Свердловского университета (Комакадемия ЦИК СССР) конференции аграрников-марксистов, он прошёл для себя развилку между контрактами и колхозами как механизмами борьбы с кулаками, ясно указав на «тот колоссальной важности факт, что колхозное движение, принявшее характер мощной нарастающей антикулацкой лавины, сметает на своем пути сопротивление кулака … и прокладывает дорогу для широкого социалистического строительства в деревне.» («Правда» №309, 29 декабря 1929г). Под определённым углом зрения, это ещё и ответ на 6-й и 7-й вопросы свердловцев из данного списка.
Вообще, надо сказать, что в интеллектуальной коммуникации со Сталиным многие акторы тогдашней политической повестки, даже самые грамотные, проигрывали в системности. Серьёзным козырем только становившегося тогда вождём Сталина был навык структурировать свои позиции; n-ский пункт или m-ский раздел, как сам стиль подачи материала, был тогда нормой образованного политика. Но Сталин добавлял в работы i-ую часть, j-ую сторону, k-ый вывод, легко перехватывая, таким образом, дискуссионную инициативу практически у любого своего оппонента, перенося обсуждение спорных предметом в свой тезаурус. В тех случаях, когда он не использовал эту методу (ярые критики считали её демагогической), он бывал императивен даже в конце 20-х годов.
А ещё Сталин любил отвечать на вопросы, хорошо зная как их провоцировать; он и свои программные работы структурировал через вопросы, сам задавая их, когда не было подходящих поводов и/или подводок со стороны. Можно с определённой долей осторожности сказать, что ему был свойственен стиль восточного мудреца вроде «а скажите, Учитель». И он был сверхталантлив в умениях отвечая на вопрос об одном, сказать и о многом другом (ярые критики и эту его манеру считали демагогической).
Почему мы прервали свой анализ списка вопросов и для чего вообще отвлеклись на своё оценочное суждение? Дело в том, что ещё с самого первого эпизода общения со свердловцами в 25-ом году, Сталин задал рамку креатива, совместного с нашими далёкими предшественниками. Она прямо включала в себя как обобщения, так и последовательности: «Я думаю, что этот вопрос включает в себя все остальные вопросы, поставленные вами в письменной форме. Поэтому мой ответ будет носить общий и потому далеко не исчерпывающий характер. В противном случае ничего не осталось бы сказать в ответ на остальные вопросы».
Также в лист практик им была введена ссылочность: «Я думаю, что решения … партии дают исчерпывающий ответ на этот вопрос. Они, эти решения, говорят о том, что …». Если исходить из непротиворечивой гипотезы о том, что предложенная им в 25-ом году практика действовала и в 29-ом, то вырисовывается весьма интересная картина.
Общепризнанно, что 1929 год был в раннем СССР годом перелома; особенно два его последних месяца. В пользу этого говорят три (как минимум) широко известных и сотни раз обсуждённых факта: статья Сталина «Год великого перелома» («Правда» №259, 7 ноября 1929г), его выступление по тематике уклонов на ноябрьском Пленуме, и вот та самая предновогодняя речь перед аграрниками, на ссылках из которой мы и прервали свой анализ. Суть самого перелома была фундаментальной и заключалась в прямом отказе от любых компромиссов и начале строительства нового уклада. А вот детали этого отказа поразительно полно совпали, в конце концов, со списком тем свердловцев: классовая борьба с кулаками; взгляд на переходный период; НЭП как отход правых от основ; другие разницы правых с линией центра; даже ревизионизм ленинской теории империализма пригодился.
Это ли не ответы на вопросы свердловцев? Просто изложенные не в обычной форме дискуссии, а исполненные в форме действий. Мы далеки от мысли рассматривать эти заданные вопросы как подсказки Сталину. Но спорить с некоторой ролью вопросов как формирующих окраску и/или дающих обратную связь видим тоже негодным. 
Даже несуществующая общность правых и левых уклонистов как-то, но пригодилась (5-й вопрос из списка). Это при том, что группа Бухарина во внутрипартийной борьбе между сталинской теорией социализма в отдельной стране и троцкистской теорией мировой революции явно стояла на сталинских позициях. Это совсем не удивительно, так как Бухарин и был её автором; но теорию эту он изложил ещё осенью 1924-го года. И Сталин быстро принял её в том же декабре, по сути открыто подвергнув сомнению одну из основ всего октября 1917-го - стратегию международной социалистической революции.
Здесь возникает лишь один вопрос - неужели свердловцы этого не знали? Очень это сомнительно. Но тогда почему этот вопрос задаётся Сталину весной 29-го? Или это ещё одна «подача на гол»? Если так, то она скорее политическая, чем теоретическая.
Далее; кажется, что из гармонии всего списка сильно выпадает 8-й вопрос о партии гражданского мира. Но это не так, ниоткуда он не выпадает. Более того, он едва ли не самый главный во всём листе. И Сталин ещё как ответил на него; прямым действием, очень явно и жёстко, в своей обычной манере. 
Чтобы увидеть нюансы этого кейса с 8-м вопросом, необходимо снова прибегнуть к первоисточникам. Исходной конструкцией, положенной в подоснову вопроса, мы видим следующий тезис Бухарина из названной в вопросе работы (сейчас в архивах последнее слово названия «союз», а не «блок»): «Партия рабочего класса в пределах капиталистического строя является партией гражданской войны. Положение совершенно перевертывается, когда рабочий класс берет власть в свои руки … Поскольку диктатура буржуазии разбита и поскольку на ее место уже стала диктатура пролетариата, постольку задачей рабочего класса является укрепление этой диктатуры и защита ее от всяких на нее посягательств. Партия рабочего класса в таких условиях становится партией гражданского мира, т. е. требует подчинения рабочему классу со стороны прежде господствующих классов, слоев и групп; она требует от них гражданского мира, и рабочий класс карает и преследует теперь всех нарушителей этого гражданского мира, всех заговорщиков, саботажников -- словом, всех, кто мешает делу мирного строительства нового общества». Понятно, что такие смыслы ни при каких условиях не могли устроить Сталина: он не планировал ни подчинять, ни карать, ни преследовать «прежде господствующие классы». Он хотел их уничтожить.
Далее Бухарин высказывает ещё более странный пассаж: «В своем собственном государстве рабочий класс, после того как он отбил все нападения врагов и обеспечил мирную строительную работу, уже не проповедует внутри страны гражданской войны, а проповедует внутреннее замирение на основах признания полностью новой власти, ее законов, ее учреждений и на основании подчинения этим законам и этим учреждениям со стороны всех слоев, в том числе и бывших противников этой власти. В соответствии с этим появляется и изменение в самих формах классовой борьбы.» Эта мысль уже посягала не только на цели, но и на методы их достижений. Понятно, что она была для Сталина ещё менее акцептна, нежели первая. Ну а когда Бухарин взялся пояснить свои мысли рядом примеров и сразу стартовал с налогообложения нэпманов как формы классовой борьбы с буржуазией, можно себе представить всю интенсивность реакции Сталина на такое. Как результат мы имеем решение Пленума:

   
Нужно отметить, что одним из доводов для исключения Бухарина из Политбюро стал факт исключения его из президиума исполкома Коминтерна (п.4 из мотивации Постановления).
И опять мы не утверждаем, что решительные действия в отношении Бухарина и его соратников были спровоцированы чем-либо, кроме их собственной позиции. Но сама формулировка, да ещё от лидера тогдашней системы партийного образования, никак не могла не дать акцентов. И опять же - почему вопрос возник в мае 1929-го, если сама эта работа Бухарина вышла в 1925-м году?
А два вопроса, что не попали в события и/или выступления мая-декабря 29-го года (о буржуазии, 9-й и 10-й); они были просто перезаданы и, соответственно, отвечены в 1930-м в следующем вопрос-ответном эпизоде общения Сталина со свердловцами. Вообще, весь шлейф, как исполняемой в стране политики, так и формулируемой теории, ушёл в 1930-й год, был подхвачен свердловцами и составил существо этого третьего/четвёртого эпизода вовлечения Свердловского университета в повестку. 
Важный дискурс анализа традиции вовлечения РГСУ в политическую повестку на примере общения Свердловского института и высшего партийно-политического руководства страны во второй половине 1920-х и начале 1930-х годов можно как-то оконтурить, если обратиться к выступлению Сталина на той самой конференции аграрников 29-го, на которой был окончательно похоронен социал-демократический сценарий альтернативного развития СССР. «… если мы имеем основание гордиться практическими успехами… то нельзя то же самое сказать об успехах нашей теоретической работы в области экономики… Более того: надо признать, что за нашими практическими успехами не поспевает теоретическая мысль, что мы имеем … разрыв между практическими успехами и развитием теоретической мысли. Между тем необходимо, чтобы теоретическая работа не только поспевала за практической, но и опережала ее, вооружая наших практиков в их борьбе…». Это, по существу, прямое признание в том, что в событийном массиве того времени работала обратная логика: теория и практика были перепутаны местами, как та телега с лошадью.
Признавая это, Сталин призывал участников конференции, среди которых было более 300 прикладных специалистов и теоретиков, включая свердловцев к тому, что «Новая практика рождает новый подход к проблемам экономики переходного периода. По-новому ставится теперь вопрос о нэпе, о классах, о темпах строительства, о смычке, о политике партии. Чтобы не отстать от практики, надо заняться теперь же разработкой всех этих проблем с точки зрения новой обстановки. Без этого невозможно преодоление … теорий, засоряющих головы наших практиков. Без этого невозможно выкорчевывание … теорий, приобретающих прочность предрассудков. Ибо только в борьбе с … предрассудками в теории можно добиться укрепления позиций…».
После переименования Свердловки в Сельскохозяйственный университет и первого ордена Ленина, интенсивность общения Сталина с Университетом стала снижаться, пока не достигла обычного среднего уровня. Если даже соглашаться с выводом о том, что вторая половина 20-х годов прошлого века и самое начало 30-х были самыми жаркими в плане государственного обустройства, мы не сможем утверждать, что после спадения остроты момента у Вождя снизилась или даже отпала необходимость со-творчества. Скорее общее развитие политической системы, так и образовательно-научной среды, снизило эксклюзивность Свердловки; а следовательно - её ценность.
Хотя свою прямую роль, подготовку специалистов, Коммунистический университет  успешно выполнял ещё долгие годы. Да и сегодня продолжает делать то же самое, но уже руками своего правнука. Как, мы уверены, в нашем лице снова смогут задавать вопросы и начать проживать новую жизнь и Коминтерн, и ИКП, и ИМЛ.
Не давая никаких этических оценок тому, как были исполнены в последовавшие за рассмотренным периодом два десятилетия, упомянутые выше призывы Сталина (это совсем не наша задача), мы не сможем, тем не менее, не отметить «горячую пятёрку» интересных обстоятельства:
1. Все три наших образовательных прадедушки были интенсивными и регулярными акторами политической повестки на самых высоких уровнях из существовавших. Институт марксизма-ленинизма был нашим дедушкой, тоже вполне качественным актором, но в более интенсивной соревновательной среде и в другом периоде.
2. Эффективной практикой вовлечения Свердловки, как главного патриарха «семьи» РГСУ, в политическую повестку страны была технология структурированного погружения в актуальные вопросы и организация платформы обсуждения и даже дискуссии, преимущественно в режиме «подумать об кого-то».
3. В своих активностях свердловцы старались иметь исследовательский профиль, не чураясь, однако, и политических мотивов вовлечения в самые острые задачи.
4. Складывающаяся сегодня обстановка делает вполне реальной перспективу роли Университета как одного из мозговых центров, способного созидать и наполнять смыслы государственного центризма по большинству актуальных проблем.
5. Текущий момент характеризуется таким количеством схожих параметрических характеристик с рассмотренным выше периодом советской истории, что реален даже перенос отдельных теоретических концептов из «тогда» в «сейчас»; это, в частности, точно применимо в части новой политэкономии, правовых новаций, социальной работы и аспектов международного сотрудничества.
Нам конечно же не удалось в объёме такой заметки изложить даже 10% мыслей, что могут представлять актуальный интерес и для сообщества «первого социального», и для наших вероятных партнёров, но вторую пятёрку мы себе всё-таки позволим:
6. Работая над вопрос-ответными эпизодами мы нашли новые смыслы известных афоризмов:
i. «Вопросы никогда не бывают нескромными. В отличие от ответов». (Оскар Уальд)
ii. «Слышат только те вопросы, на которые в состоянии найти ответ». (Фридрих Ницше)
iii. «Если ты задаёшь вопрос, значит ты уже знаешь половину ответа». (Хань Сян-цзы)
7. Базовый задел для перезапуска новой роли Университета имеется (п.4 Решения Бюро ВС «Единой России», №БВС-4/23 от 23.01.23).
8. Площадка создана, причём в платформенном варианте, что позволяет комбинировать как предметы, так и форматы и/или составы.
9. Как и наш образовательный прадедушка, мы будем искать свою роль институционального вовлечения в политическую повестку только в экспертной и/или содействующей форме.
10.    Работая над анализом 7-го вопроса из того списка, что проанализирован выше, мы по-иному взглянули на весьма известную цитату из Маркса, которую Сталин использовал в своей работе «Ленин и вопрос о союзе с середняком» («Правда» №152, 3 июля 1928г): «Вспомните слова Маркса: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!». Строго говоря, это сказал Данте Алигьери в великой «Божественной комедии», а Маркс привёл его слова как девиз в предисловии к первому немецкому изданию «Капитала». Но Сталин настолько редко цитировал Маркса, что мы отнеслись к этой мысли с уважением; хотя сами мы сможем её применять только в отношении с явными конкурентами нашей страны; причём с конкурентами в его же понимании этого слова.
В завершении считаем своим долгом довести, что в связи с огромным количеством самых разных источников информации по рассмотренным тематикам очень разного уровня достоверности и профессиональности, информационная база работы была ограничена только официально изданными и/или архивными документами. За помощь в архивной работе по некоторым документам выражаем благодарность И.В.Акуленко.